Юрий Пименов.
"Новая Москва".
1937.
Искусствовед Сергей Иванников в статье об этой картине Юрия Ивановича Пименова (1903-1977) после примечательных рассуждений о «связи техники и Эроса в современной психоаналитической и постпсихоаналитической литературе» и реплики, что «машина, мчащаяся вперед, претендует на роль очевидного эротического символа», задаётся всё-таки вопросом, который интересует и меня, историка: кто она (в социальном смысле), эта прекрасная незнакомка, которая весной-летом 1937 года ведёт открытый автомобиль по омытой дождём улице Охотный Ряд к виднеющимся вдали, как стены ущелья, исполинским имперским зданиям Госплана (возведён на месте церкви Параскевы 1686 года) и гостиницы «Москва»? Иванников прав, когда пишет, что иметь личный автотранспорт в те времена могли только единицы, да и то мужеска полу, а поэтому, вероятнее всего, мы лицезреем супругу какого-нибудь наркома или замнаркома, не меньше. И тут же возникает второй неотвратимый вопрос: а доездит ли мадам до осени на своём автомобильчике? Не окажется ли она в тюрьме или лагере как «член семьи изменника Родины»?
Для столь сурового предположения есть все основания. Как известно, 1937 год стал пиком массовых чудовищных репрессий, которые Сталин и его подручные развернули в стране. Вот самая краткая хроника тех месяцев:
7 мая – сообщение о ликвидации ряда групп среди физкультурников, «ведущих активную работу по подготовке террористических актов против руководителей ВКП(б)».
14-29 мая – аресты высших военачальников, основных обвиняемых по делу о «военно-фашистском заговоре в РККА».
8 июня – директива НКВД «Об агентурно-оперативной работе по антисоветским тюрко-татарским националистическим организациям» и начало работы «по разгрому националистического подполья».
11 июня – приговор к расстрелу восьми военачальников во главе с М. Н. Тухачевским. Начало массовых арестов и казней в армии.
23-29 июня – доклад Н. И. Ежова на Пленуме ЦК ВКП(б) о заговоре, существующем во всех звеньях партии и государства.
26 июня – циркуляр НКВД об усилении агентурно-оперативной работы среди исключённых из ВКП(б), которые «идут на прямое смыкание с японо-немецко-троцкистской бандой, пополняя собой ряды шпионов, вредителей, диверсантов и террористов».
2 июля – начало подготовки так называемой «кулацкой операции». Впервые установлены количественные «лимиты» по 1-й (расстрел) и 2-й (заключение в лагерь) категориям для каждого региона СССР. Приговоры выносятся заочно, обжалованию не подлежат. Всего в ходе «кулацкой операции» было осуждено не менее 818 тысяч человек, из которых расстреляно не менее 436 тысяч.
5 июля – постановление Политбюро «О жёнах осуждённых изменников родины»: «все жёны изобличённых изменников родины правотроцкистских шпионов подлежат заключению в лагеря не менее, как на 5-8 лет», а дети – помещению в детские дома и закрытые интернаты.
20 июля – указание о начале «польской операции» по репрессированию поляков.
24 июля – директива о начале арестов по делу о «бактериологическом вредительстве» на водопроводных и бактериологических станциях, в институтах и лабораториях, занимающихся микробиологией.
25 июля – приказ НКВД «Об операции по репрессированию германских подданных, подозревавшихся в шпионаже против СССР».
Тогда же впервые для осуждения стали использовать так называемый «альбомный порядок» репрессирования, когда списки приговорённых оформлялись в виде альбомов, где против имён осуждённых и их «вины» высшим начальством ставилось обозначение наказания: «Р» - «расстрел».
Июль – указание Политбюро, разрешающее применять пытки при допросах. Позже в шифротелеграмме Сталин пояснял местным начальникам: «Применение физического воздействия в практике НКВД было допущено с 1937 года с разрешения ЦК ВКП. При этом было указано, что физическое воздействие допускается как исключение и притом в отношении лишь таких явных врагов народа, которые, используя гуманный метод допроса, нагло отказываются выдать заговорщиков, месяцами не дают показаний, стараются затормозить разоблачение оставшихся на воле заговорщиков, следовательно продолжают борьбу с Советской властью также и в тюрьме. Опыт показывает, что такая установка дала свои результаты, намного ускорив дело разоблачения врагов народа».
3 августа – директива ЦК ВКП(б) об организации «в каждой области по районам двух-трёх открытых судебных процессов над врагами народа – вредителями сельского хозяйства».
Ну а что же Пименов? Как же соотносится правда жизни 1937 года и правда его искусства 1937 года? Конечно, же он не Лион Фейхтвангер, побывавший на тогдашних объятых ужасом московских улицах и ничего при этом не понявший. В книге «Москва. 1937 год» Фейхтвангер писал: «…мне бросились в глаза как раз исключительные деловитость, активность, трудолюбие москвичей, которые мчатся по улицам с сосредоточенными лицами, торопливо пересекают, как только вспыхивает зелёный светофор, мостовую, теснятся на станциях метро, бросаются в трамваи, автобусы, суетятся повсюду, как муравьи. На фабриках я почти не видел, чтобы рабочий или работница поднимали глаза на посетителя: настолько они были поглощены собственным делом. Я уже не говорю о тех, кто занимает сколько-нибудь ответственное положение. Эти почти не уделяют времени для еды, они почти не спят и не видят ничего особенного в том, чтобы вызвать по телефону из театра, во время представления, человека только для того, чтобы задать ему какой-нибудь срочный вопрос, или позвонить ему в три или четыре часа утра по телефону». Писатель, видимо, совсем не догадывался, что в то время испытывал советский человек, которого будили звонком ночью и почему он не поднимает глаз от станка при виде иностранца. Но Пименов наверняка обо всём этом знал. Но он, как и многие люди в то время, закрывал глаза и уши на творящееся сумасшествие, как бы не замечая исчезновения близких и дальних знакомых, полагаясь на судьбу и думая, что ему, известному художнику, который пишет помпезный «Физкультурный парад», чашу скорби уж точно не поднесут.
Борис Иофан. Макет Дворца советов. 1936-1937. Юрий Пименов. «Физкультурный парад». Панно для Всемирной выставки 1937 г. в Париже.
Подобную форму жизни хорошо отражает дневник Е. С. Булгаковой, в котором краткие заметки о том, как они «с Мишей» ели на вечеринке ананасы, перемежаются с сообщениями об очередном аресте знакомых. Но происхождение картины Пименова всё-таки сложнее. Как известно, его импрессионистическому стилю советские искусствоведы нашли удобный эвфемизм: «лирическая, радостная, жизнеутверждающая живопись». С какого-то времени (думаю, с начала сталинизма) он, завершив новаторские искания, выработал свою формулу жизни-искусства: «Я хочу сделать лирическое и нарядное искусство». И он создал этот красочный мир, в котором довольно комфортно жил. Его гедонизм выражался и в том, что он всегда любил (изображать тоже) молодых женщин, и даже в Советской энциклопедии это было тяжеловесно отмечено: «Обращаясь преимущественно к образам советских женщин, П. лирически проникновенно утверждает их духовную и физическую красоту». Вот в итоге и покатила по Охотному Ряду прелестная женщина с короткой стрижкой и гвоздичкой на ветровом стекле авто. Может быть, она катит в гастроном №1 («В магазине», 1938) купить крабов, да икорки,
а потом она вернётся в свою просторную, залитую солнцем квартиру («В комнатах, 1940),
где домработница Дуся или Маруся (между прочим, рискуя жизнью) моет окно («Весеннее окно», 1948).
Но всё же, любуясь красотой беззаботной живописи Пименова, нельзя избавиться от привкуса фальши, что особенно видно в «военном продолжении» «Новой Москвы» - в картине «Фронтовая дорога» (1944), где кажется, что та же рыжеволосая прелестница в кокетливо сдвинутой набекрень ушанке из дорогого меха и в шубке с погонами, но с неуставным черным (каракулевым?) воротником ловко рулит по зимней дороге в открытом «виллисе», что кажется ещё более невероятным, чем её поездка по Охотному Ряду в 1937 году, если, конечно, она не ВПЖ (военно-полевая жена), которой дали немного порулить…
Евгений Анисимов. «Письмо турецкому султану. Образы России глазами историка». «Арка», Санкт-Петербург. 2013 год.
* * *
СМОТРИТЕ ТАКЖЕ:
. 1658/00.jpg)
